Суббота, 27.04.2024, 12:06 | Приветствую Вас Гость |
Субъективная Антология Фотографии |
Главная | Регистрация | Вход | RSS |
Мирослав Тихий / Miroslav Tichý Род. 20.11.1926 г.
Чехословакия (Моравия) PHOTOGRAPHER.RU 8 сентября 2008 Мирослав Тихий: Несовершенное
возвышенное
Роман Буксбаум Мирослав Тихий — реакционер в самом истинном смысле этого слова. Пока Гагарин покорял космос, Тихий делал фотоаппараты из фанеры. Он добровольно пятился назад, двигаясь в направлении, обратном идеологии прогресса. Настоящий и очень успешный реакционер: в отличие от пятилетних планов, он своих целей добился. «Фотограф каменного века» был воплощением всего, что оскорбляло коммунистическую элиту небольшого городка. Он был живым вызовом прогрессивной мысли и марксистской теории, согласно которой история неуклонно движется вперед. При этом Тихий, расставшись с общественными обычаями, не стал одиночкой. Но он стоял на стороне личности, зависел только от самого себя и, уйдя во внутреннюю эмиграцию, стал пристально наблюдать за жизнью по краям общества. Тихого пытались посадить за решетку «законным» путем. Его бы с удовольствием упекли за преступление полового характера — он ведь все время снимал женщин. Но его ни в чем нельзя было обвинить. Во время процесса в Брно от отчаяния обвинители сделали запрос на «экспертизу по гигиене». Экспертное заключение на шестьдесят страниц представили в суде в четырех экземплярах и зачитали полностью. Худшее, что Тихому смогли вменить, это то, что в его одежде «без сомнения были найдены две вши и таракан». Когда судья спросил Тихого, что он может ответить на обвинение, художник сказал: «Призовите их как свидетелей». Картины и рисунки времен учебы художника в академии — это, в основном, женские портреты и фигуры. В 1950—60-е годы он рисовал знакомых женщин. Но в основном он работал по памяти — друзья вспоминают его способность воспроизвести в нескольких быстрых штрихах черты женщины, которую он на мгновение заметил на улице. Эти портреты, не смотря на свою простоту, улавливали дух женщины — все его творения сводились к желанию схватить женскую сущность. Подобная зрительная цепкость была предвестником его последующих опытов с фотографией. В более поздних работах Тихий остался верен не только женскому телу как лейтмотиву, но и стилю довоенного модернизма, с которым он столкнулся в академии в Праге, в книгах и художественной периодике. Исчерпав свой интерес к абстракции, рисунку и живописи, Тихий ушел в фотографию, найдя выход через технологически неустранимое присутствие внешней реальности. Определяя фотографию как «живописание светом» он по-прежнему придерживался принципов импрессионизма. В этом смысле фотография и рисунок стали для него взаимозаменяемыми физическими выражениями одной и той же художественной мысли. Проявив и напечатав свои снимки — каждый из его отпечатков уникален, фотобумага зачастую отрывалась руками — Тихий складывал их в коробку и рассматривал позже, отрезая части, не заботясь о прямых углах, выделяя очертания карандашом. При этом он очень внимательно относился к цвету обрамления и паспарту, которые тоже делал сам. В 1970—80-е годы легкость и изящество линии ушли из его рисунков. В то же время он стал много экспериментировать — появилась живопись на деревянных досках, найденных во дворе, новая для него графика. Все его работы пылятся и валяются в полном беспорядке в его доме. С тех пор, как Тихий потерял свою студию, ему приходилось работать в весьма скромных условиях своего дома. Трудно было находить натурщиц, живя в изоляции, под давлением внешних помех. Модели не приходили к нему, и он сам стал выходить на их поиски. Когда его спрашивали, почему он увлекся фотографией, он отвечал: «Картины уже были написаны, рисунки нарисованы. Что мне оставалось делать? Я стал искать новую технику. С помощью фотографии я все видел в новом свете. Это был новый мир». О начале экспериментов Тихого в 60-е годы мне известно лишь то, что его первой камерой был унаследованный от отца полевой фотоаппарат. Фотографии Тихого не пронумерованы, и на них нет дат. Датировать их можно только приблизительно по стилю одежды или моделям машин в кадре. Иногда помогают материалы, которые он использовал при обрамлении и приклеивал на обратную сторону фотографий. Большинство было снято в 70—80-е годы. Пленку, фотобумагу и химикаты он покупал в местной аптеке. Темную комнату он соорудил во дворе рядом с домом, а увеличитель сделал из досок и перекладин, содранных с забора и скрепленных листовым железом. Тихий принципиально отказывался от оборудования, которое ему предлагали. То, что он все делал сам, демонстрировало его независимость. Он отказался от удобств, предоставленных современным миром, чтобы освободиться от необходимости соответствовать его требованиям. Бережливость, ограничение себя лишь самым необходимым и самообеспеченность были частью философии, которую он нес с собой по жизни. Тихий носил фотоаппарат под свитером. Как правило, это была самая дешевая советская бакелитовая модель, найденная у старьевщика и приспособленная для его собственных нужд. Фотоаппарат свисал с шеи под свитером и оставался невидимым. Когда что-либо привлекало взгляд фотографа, он приподнимал свитер левой рукой и снимал правой, даже не глядя в видоискатель. Все это происходило молниеносно и было практически незаметно. День его начинался рано, в 6 утра. Он бродил по улицам, автоматически снимая, по его собственному утверждению, то, что попадалось ему на пути. Его излюбленными местами были автобусная станция, главная площадь рядом с церковью, парк напротив школы и соседствующий бассейн. Делая иногда по сто снимков за раз, таким образом он запечатлевал день, проведенный в воображаемом городе женщин. Как правило, Тихий держал дистанцию между собой и своими моделями. Он снимал быстро, незаметно и с довольно большого расстояния. Я спрашивал его об отношении к женщинам и эротизму. «Для меня женщины — это просто лейтмотив. Фигура — стоящая, наклонившаяся или сидящая. Движение, походка. Больше меня ничто не интересует. Я никогда не гонялся безудержно за юбками. Даже когда я вижу женщину, которая мне нравится — и возможно я мог бы попробовать заговорить с ней — я понимаю, что мне это на самом деле неинтересно. Вместо этого я беру карандаш и рисую ее. Эротизм это все равно просто сон. Мир — иллюзия, наша иллюзия». Он повторял, «Если хочешь быть знаменитым, нужно делать что-то хуже, чем кто-либо другой на свете!» Поражает то, сколько «ошибок» и «недостатков» могут вобрать в себя работы Тихого. Все его негативы либо недодержаны, либо передержаны, несфокусированы, поцарапаны, напечатаны на неаккуратно отрезанной бумаге со следами грязи и пыли, с отпечатками пальцев, с бромидовыми пятнами, с краями, обгрызенными мышами. Путь его фотографий после темной комнаты — адский. Они дозревают в пыльной куче годами, на них сидят, спят и наступают, дорисовывают, сгибают, кладут под ножку стола, чтобы тот не качался, на них проливают кофе, оставляют под дождем, а потом находят вновь и спасают, обрамляя куском картона и приклеивая телепрограмму на обороте. Нарочитое презрение к фотографическому идеалу чистоты в работах Тихого отражено не как недостаток, а как усиление чувственности. Благодарю жестокому обращению с собой, женские образы всплывают из мягкого импрессионистического света как будто чудом. Их сущность, их бытие выражены не посредством реализма, совершенного изображения, а как отрицание оных. Красота становится сном. * * * Мирослав Тихий родился в моравийской деревне Нетцице 20 ноября 1926 года. В пятидесятых, с усилением цензурных требований нового тоталитарного режима, Тихий после окончания учебы в пражской Академии художеств покинул столицу, стал внутренним эмигрантом. Его первая выставка была организована знаменитым куратором и теоретиком современного искусства Харальдом Зееманом на Биеннале в Севилье летом 2004 года, когда Мирославу Тихому было 78 лет. За ней последовала ретроспектива в музее Кунстхаус в Цюрихе в 2005 году и масса других. Сейчас ему 82, и Центр Помпиду — один из лучших музеев искусства ХХ века — показывает большую ретроспективу его работ. Кинорежиссер Роман Буксбаум — ученик и сосед Тихого, собиратель его работ. Он стал создавать документальный архив жизни и творчества Тихого с 1981 года. Но только в 1989 году Буксбаум смог сообщить миру о выдающемся отшельнике. Перевод Ксении Гурштейн Источник: PHOTOGRAPHER.RU 29 октября 2009 Анти-кумир, анти-фотограф, анти-художник
Мирослав Тихий в галерее Элизабет и Клауса Томан Творчество Тихого долгое время оставалось неизвестным широкой публике. Оно было впервые показано на биеннале в Севиллье в 2004 году, стараниями Романа Баксбаума, знавшего Тихого с детских лет и ставшего хранителем его архивов, и Гарольда Зееманна, долгое время бывшего куратором кунстхалле в Цюрихе, директора пятой Документы 1972 года в Касселе. После биеннале были персональные экспозиции в Центре Жоржа Помпиду в Париже и в Музее современного искусства Франкфурта. Выставка в галерее Элизабет и Клауса Томан в Иннсбруке — первая ретроспектива Мирослава Тихого в Австрии, на которой показано более ста фотографий и объектов, открыта с 3 октября. Мирослав Тихий родился 20 ноября 1926 года в маленькой деревне в Моравии, а в начале 30-х его семья осела в соседнем городе Кийов. С детства Мирек увлекался рисованием, и после окончания Второй Мировой отправился в Прагу, учиться в Академии Художеств вместе с ещё несколькими художниками из Кийова. После захвата власти коммунистами в феврале 1948, обстановка в Академии резко изменилась, старые профессора были уволены, Тихий перестал посещать занятия и вскоре покинул Академию, и вернулся в Кийов. Политический кризис, по мнению Баксбаума, усилил кризис творческий. Чехословакия в начале 50-х годов жила в атмосфере страха, паранойи, страха слежки, преследования инакомыслия, всех прочих атрибутов каменного века сталинизма. Всё это способствовало скорейшему бегству Тихого из социума. Правда, в 1956 году прошла первая выставка Тихого в госпитале в Кийове, на 1957 год была намечена следующая, на этот раз в столичной галерее, в Праге. Но от участия в ней Тихий отказывается, бросает занятия живописью, начинает жизнь затворника, без постоянного места работы, по сути добровольно опускается в самый низ социальной лестницы, или спрыгивает с неё. После Тихий почти год проводит в психиатрической клинике в Опаве, и не первый раз в своей жизни — нервные срывы преследовали его ещё в юношестве. Примерно в это же время он начинает фотографировать — на разные камеры, которые делает сам буквально из подручного материала — старого железа, скотча, дерева, с такими же самодельными объективами-моноклями и самодельными затворами. Тихому удалось изготовить даже телеобъектив и фото-увеличитель, на котором он и печатал свои работы. Он вырезал линзы из плексигласа, зачищал с помощью наждачной бумаги разной грубости, потом полировал смесью зубной пасты и сигаретного пепла. В начале 60-х годов Тихий окончательно перестал следить за собой и своим внешним видом — перестал стричь волосы и ногти, стирать одежду, став полным антиподом успешного и счастливого представителя социалистического общества и всячески противясь нормализации. Тихий говорил, что ему нужна лишь крона в день, он почти ничего не ест и в день выпивает ведро воды. Полиция постоянно арестовывала Тихого, неизменно накануне больших праздников и городских гуляний, и отправляла в сумасшедший дом. Тихий рассказывает Баксбауму историю о том, как однажды его забыли забрать. Он вышел прогуляться в город, сел на верхнюю ступеньку церкви напротив временной деревянной трибуны на площади и предстал на обозрение всего города, и уже через пару минут был возвращён в лечебницу. «Я самурай. Моя единственная цель — сокрушить противника. Я пророк разложения и пионер хаоса, потому как лишь из хаоса может родиться нечто новое», — говорил Тихий. Этот жизненный принцип и лёг в основу его творчества. Фотографией Тихий активно занимался до конца 80-х, его неизменным мотивом были жители Кийова, прохожие на улицах, прежде всего — красивые молодые девушки и зрелые женщины. Их он старался фотографировать, оставаясь незамеченным и даже не глядя в видоискатель, крайне редко вступая в контакт с моделями. Из соображений экономии н покупал 60-миллиметровую плёнку и резал в тёмной комнате надвое. В день снимал три плёнки, сто фотографий. Потом проявлял, выбирал какие-то негативы, печатал и откладывал в сторону. Сам Тихий объяснял процесс печати так: «Я ничего не выбирал. Я смотрел на фотоувеличитель и печатал всё, что казалось мне похожим на мир. Но что такое мир? Да всё что угодно». Мастерская и жилище Тихого представляло собой настоящую свалку — книг, негативов, картин, рисунков, отпечатанных фотографий, найденных объектов, обрезков картона. Из всего этого Тихий впоследствии отбирал принты, подкрашивал или подрисовывал некоторые из них. Потом начинался процесс создания паспарту для работы или картонного основания, на которое она потом наклеивалась, не менее важный, чем сама печать. После завершения Тихий, как правило, терял к работе всякий интерес. «Женщины для меня — всего лишь мотив. Стоящая, нагибающаяся или сидящая фигура. Движение, походка. Ничего более меня не интересует, я не схожу с женщинами с ума. Эротизм это всего лишь сон, всё в этом мире лишь наша иллюзия. Ничто из того, что я думаю или делаю, я не принимаю всерьёз», — говорил Тихий в беседах с Баксбаумом. — «Ошибка, вот что делает подлинной поэзию, придаёт ей живописные качества. Философия это абстракция, фотография же вполне реальна, это восприятие, то, что ты видишь своими глазами, и всё в ней происходит так быстро, что ты можешь не увидеть этого вовсе. И просто обязательно иметь плохую камеру! Если хочешь быть знаменитым, нужно быть хуже всех!» В наше нелёгкое время, когда наиболее острым становится вопрос цензуры, зависимости, управляемости художника, создателя некоего культурного продукта, Тихий — прекрасный пример независимости и неуправляемости, вызова обывательству, абсолютного выпадения из любой системы, рыночной или политической, ради производства искусства в соответствии с тем, как оно понимается. С другой стороны, стараниями тех же Баксбаума и Зееманна создаётся некий брэнд «Тихий», создан фонд его имени, в названии которого активно обыгрывается тот факт, что фамилия автора — ещё и географическое название океана, сам он позиционируется как забытый герой контркультуры, художник-клошар вроде нашего Анатолия Зверева. Подогревается всё это информацией о том, что Тихий живёт в уединении в своём доме, больше не фотографируется, не даёт интервью и совершенно не интересуется судьбой собственных работ. Были опубликованы многие противоречивые изречения Тихого, в основном из его бесед с Баксбаумом. Например: «Люди спрашивают меня, кто ты, Тихий, художник, скульптор, или писатель? Я отвечаю им, знаете кто я? Я Тарзан на пенсии». Или «Мой прадед был динозавром». В свою очередь исследователи, в частности преподаватель института Фрезера Клинт Бурнхэм, сравнивают его работы с понятием «языка как вируса» у Уильяма Берроуза: «В работах Берроуза и Тихого разрушение языка и изображения родственно тому, как язык искажает идеальные представления о чистой коммуникации». А метод выбора негативов и принтов у Тихого можно сравнить с методом нарезки Брайана Гисина и Берроуза. Это — ещё один успешный западный пример освоения рынком маргинальных областей. Источник: http://www.photographer.ru/person/4532.htm?pic=13#kro Радио Свобода
Поверх
барьеров с Дмитрием Волчеком
|
|
|||||||||||||
Copyright MyCorp © 2024 Сделать бесплатный сайт с uCoz |